В том поразительном десятилетии, когда под собственной тяжестью крошился и рушился очередной Вавилон, в самиздате ходил перевод романа «Ключи Царства». Наверное, потом его издали, но речь не об этом. Если помните, герой романа — священник по фамилии Чизхолм1. С ним происходит примерно то же, что с кюрэ из мориаковской «Фарисейки», хотя конец — лучше, что-то разрешается и здесь, на земле. Расстановка сил — вполне евангельская: тот, кто «до Христа дочитался»2 — и кондиционные фарисеи. Это не странно; странно то, что полные подобия фарисеев — праведные, неумолимые, властные — особенно восхищались придурковатым пастырем. Мало того, они уверенно отождествляли себя с ним, а своих врагов — с его гонителями.
Причина проста: автор отводит ему роль «хорошего». Они — заведомо хорошие. Ergo — они такие, как он.
Приятно, когда этот силлогизм не работает. Скажем, Честертон доюродствовался до того, что даже с отцом Брауном себя не особенно отождествляют. Все-таки какой-то он еще более нелепый, надо приличней себя вести. Однако дальше, уже per excessum3, лежит удобное смешение изгоя распущенного с изгоем евангельским, на котором живет и держится предпоследняя (?) контркультура. Слава Богу, праведники хотя бы пугаются простых, заметных грехов, к примеру — блуда или пьянства. Однако грехи незаметные, как воздух, намного опасней.
Вообще же письменный текст дает «положительным персонажам» ту защищенность, которой на самом деле, в мире, у них нет. Здесь мы не говорим об «ангельской защите» и обетованиях 90-го псалма, это — другая тема; а так, среди людей, они беззащитны, особенно — среди людей правильных. На самом деле, в жизни, исповедники 80-х растерзали бы бедного Чизхолма и не поморщились. В книге он сравнительно безопасен и заведомо хорош. Писать «сравнительно» побуждает история с «Заповедями блаженства». Незабвенный отец Жак Лёв привез заметки по беседам доминиканца Тагуэлла. Мы перевели их и пустили по рукам, от кардинала Сладкявичюса до московских диссидентов. Перед самой перестройкой, в марте 1985-го, героиня и подвижница с властностью баронессы Тэтчер забила тревогу: что такое? Какие-то дикие речи, советы… Словом, евангельское безумие так било в нос, что и книга не уберегла. Чтобы уточнить, в чем тут дело, перечитайте эту книгу, а заодно и проверьте, есть ли у вас несовместимость с Евангелием. В конце концов, про него известно, что оно правильное, а про книгу Тагуэлла — нет.