Натали была скорее поколения моих родителей — ну, чуть помоложе.
Она была знакомой моих старших московских друзей — но слегка постарше.
Отсюда мое странное чувство, что она не принадлежала ни одному поколению.
Впервые я увидела ее мельком в доме друзей моих родителей. Она была тогда редкостно хороша собой.
А дальше оказалось, что у нас с ней общие друзья — Володя и Ледик Муравьевы, а потом и Юлий Шрейдер…
Именно эта милая компания и основала «Честертоновское общество», о котором писала Натали в своих воспоминаниях:
Жили мы в квадратном дворе, где росли плакучие ивы, в трехкомнатной квартире. Сын тогда только что женился в Москве, у него родился сын Матвей (Мотеюс), и они иногда приезжали; а жили там мы с дочкой и кот Кеша. Этот кот был председателем честертоновского общества, избранным в 100-летнюю годовщину с честертоновского рождения, 29 мая 1974 года, когда Сергей Сергеевич Аверинцев, братья Муравьевы, Юлий Анатольевич Шрейдер и Кястас Янулайтис основали у нас (здесь, в Москве) честертоновское общество. Много позже я узнала, что тогда же его основали в Англии. Чтобы сильнее было, для этого случая Кешу назвали Инносент Коттон Грей.
Ну вот, наверно, с Честертона и началось наше с Натали общение.
Она пригласила меня в Вильнюс, и я провела там неделю перед Пасхой.
Честно говоря, я мечтала побродить по городу, открыть для себя Вильнюс, как в свое время — в студенчестве, открывала для себя Таллинн.
Но в первый же день Натали показала мне свой машинописный перевод романа Честертона «Возвращение дон Кихота». И несколько дней я провела с этим романом, не желая отвлекаться на прогулки… Роман меня приворожил.
Сейчас я перечитала его, и то же чувство завороженности, по-прежнему, оставалось.
Он из тех романов, где важно каждое слово, он волшебный и мудрый, забавный и афористичный, и, конечно же, в этом повинно и волшебство перевода.
Я попыталась было выписать отрывки, чтобы получилось бы хоть какое-то представление о нем, но поняла, что для этого нужно переписать весь роман. И остановилась.
Впала я в это состояние после первых же строчек…
Когда я очнулась от этого волшебства, мы с Натали бродили по городу….
Были в костеле, бродили по улицам…
В один из дней, я выбралась утром одна в город, и зашла случайно в маленькую православную церковь. Там старый батюшка говорил со своими прихожанами о праздновании Пасхи. Это был совершенно простой и добрый разговор, внятный и мудрый, о порядке , который должен быть в доме, о чистоте дома и души…
Вечером я рассказала об этом Натали. А она сказала, что это очень похоже на слова отца Станислава «туфельки ставь ровно», и еще:
Туфли(равно, как и одежду) не швыряй, а ставь или вешай
Посуду — мой или хотя бы складывай в раковину
— Простые, но необходимые вещи.
А в середине 80-х мы провели вместе в Москве целое лето.
Я жила в пустующей квартире друзей в Хитровском переулке. И Натали на месяц-другой переехала ко мне.
И вот тут уже были бесконечные разговоры, волшебное понимание, посиделки с друзьями.
Иногда к нам забегал Юлий Шрейдер — человек талантливый, склонный к импровизациям, мы с ним хором сочиняли шутливые стишки. Одно из них было посвящено Честертону
Честертон — не чертовщина
Просто аглицкий мужчина
Стал во вторник — четвергом
Впрочем, речь ведь не о томЛишь какой-нибудь бездельник
Валит все на понедельник
Дотянув до четверга
Мыслит — на покой пораСколько Честеров в природе
Честер Тон и Честер Фильд
Умиляются в народе
Истинно-английской бильд
Натали много рассказывала о себе.
С детства — серый камушек в глазах своих знаменитых родителей — Отец — классик советского кино — режиссер Трауберг. Его жена — уже совсем светская дама. И таившаяся от них Натали? — никак не могла добиться их одобрения, или хотя бы признания — сначала не могла. Потом не хотела, а след это все оставило, безусловно.. Она училась, стала переводчицей. Но для родных это было неважно.
И отсюда осталась своеобразная неуверенность-смирение — вера…
Натали, в которую влюблялись многие — не ощущала себя, как редкостно красивую женщину.
Она вела себя удивительно интеллигентно — не всякий интеллигент может себя так вести, а чуждые окружающие воспринимали это иногда, как робость и неуверенность…
И оказалось, что самые лучшие минуты нашего детства — это бабушки. Мы обе ощущали себя бабушкиными детьми…
Отсюда и общие любимые книги детства — «маленькая принцесса», «Леди Джен и голубая цапля», «Маленький лорд Фуантлерой», «Маленькие женщины» и «Маленькие мужчины».
И странная мысль, что связь осуществляется через поколение…
Она читала мне чей-то милый, близкий нам, наивный стих:
Странное наследство
ДетствоНам оставили его
Не родители
Были рядом с нами, но
Нас не виделиИм на удивление
Через поколение
Тянем веточкуВспоминаем книги детства
Маленькие лорд с принцессой
И не страшно быть одной
Рядом с цаплей голубойХорошо быть маленьким
Леди или дордом
Добрым и не гордымМаленькие женщины
И мужчина
Позабыты начисто
Без причиныНяня приговаривала
Усни, деточка
Через поколение
Тянем веточкуНаши дети в сказках этих
Не нуждаются
Дикой розы черенок
Не прививаетсяИ уходят наши дети
Только их и видели
Знать душой не в нас пошли
Не в родителейИ остались мы одни
Бабушкины дети
Может, внукам отдадим
Сказки эти
Снова эльфы и принцессы
В снах привидятся
Часа своего дождутся
Не обидятся…
Мы с ней могли позволить себе в наших разговорах быть и детьми, и взрослыми, разговаривать о книгах и стихах, и о делах домашних, могли придумывать сценарий по рассказам Честертона, и подбирать актеров к нашему сценарию (который потом куда-то сгинул), и была та благодатная атмосфера, о которой только мечтаешь, но мечты эти сбываются нечасто. Так и тянулось это лето, и вдруг неожиданно оно закончилось.
Через много лет она приезжала в Иерусалим, и пробыла здесь неделю. И эту неделю, кроме времени, которое она проводила в делах, мы были вместе…
Еще несколько месяцев назад мы с ней переписывались через ЖЖ…
А месяц назад она ушла…
Честертон, Вудхауз, Льюис и многие другие заговорили в России ее голосом. Это ее удивительное воплощение мне до сих пор кажется невероятным. На уровне чуда. Чудеса, которые так любили Честертон и она. Я пробовала читать Вудхауза в другом переводе… Ничего общего с тем писателем, которого подарила она.
О ней много написали, и пишут…
И все же — лучше всего и ярче — о ней говорят вещи, ею переведенные, и ее мемуары.
И, конечно же, ее статьи о любимых авторах.
Многое есть в электронной библиотеке Якова Кротова.