Сэр Пэлем, отец Дживса и Вустера

И детская благодарность за все хорошее…

Недавно, 14 февраля, исполнилось двадцать лет с тех пор, как умер Пэлем Грэнвил Вудхауз. Случилось это в Америке, под Нью-Йорком, но писатель он английский. Генри Джеймс и Томас Стернз Элиот жили в Англии, родились в Америке. Их современник очень долго жил в Соединенных Штатах, а последнюю четверть века провел там полностью; тем не менее он именно английский писатель, с удивительной тонкостью и точностью передавший дух этой странной и уютной страны. Пристли очень хорошо описывает такой дух в книге «Англичане», и получается, что черты его, как бы «дифференциальные признаки», — именно те, которые мы видим в рассказах и романах Вудхауза. В этом смысле его можно сравнить с Диккенсом, о котором Честертон писал так: «Никто, кроме англичанина, не может пропитать свои книги и пылкой насмешкой, и пылкой добротой. <…> Никто, кроме англичанина, не может изобразить демократию, состоящую из свободных и все же смешных людей». При всей разнице масштабов, к Вудхаузу это подходит.

Написал он неисчислимое множество книг, все списки — неполны, в самом полном — 98 названий. Тот, кто любит его и часто читает, уловил, что действующие лица переходят из книги в книгу, но в одних романах и рассказах герои — Дживс и Вустер, в других — Псмит, в третьих — лорд Эмсворт или лорд Икенхем и т.д. Таких саг, объединенных общим героем, у него пять; еще несколько он начал, написал романа два — и бросил. Сагу о мудром Дживсе и рыцарственном Вустере мы видели по телевизору, есть такой сериал.

Трудно (но хотелось бы) передать, как уместен сейчас Вудхауз. Ивлин Во, пылко его защищавший, писал, что именно этот писатель будет «спасать грядущие поколения от неволи, еще худшей, чем наша». Конечно, мы — поколение «грядущее» и живем куда хуже, чем англичане 50-х годов. Однако грех говорить, что времена — совсем ужасные. Даже за мои неполные семьдесят лет я пережила несопоставимо худшие. Другое дело, что сейчас нужно желание смотреть даже не «вверх», а хотя бы не вниз, тогда как для тех, прежних, нужно было, скорее, какое-то нечеловеческое, даже сомнительное терпение. И вот именно это желание Вудхауз поддерживает. Как и Диккенс, он напоминает, что жизнь не сводится к тьме, злобе и распутству, — именно напоминает, а не выдумывает. Как Диккенс, он показывает нам то, что есть в каждой душе, в каждой семье, хотя бы — у каждого ребенка. Когда эти пласты преподносили в ядовито-засахаренном виде, им почему-то верили, даже теперь умиляются советским добродетельным картинам (часто — и впрямь умилительным, но уж полным утопиям!). Когда эти пласты не преподносят вообще, многие их не видят: нет нерасчетливых поступков, нет кротких и нелепых людей, нет ничего красивого, скажем — зверей или цветов; нету — и все. У Вудхауза это есть. Конечно, ему легче было так писать. Однако самые трогательные и смешные книги — «Полная луна», «Дядя Динамит», «Деньги в банке» — он печатал на старенькой, чужой машинке в немецком лагере для гражданских лиц, судя по его записям — исключительно похожем на советскую больницу для самых непривилегированных (грязный душ, тепловатый компот из сухих фруктов, огромные палаты, а главное — полное бесправие).

Быть может, помогли его очень английские свойства — несерьезное отношение к себе, джентльменская стойкость, не позволяющая огорчать других, детская благодарность за все хорошее. Там, в лагере, хорошими оказались «гражданские лица». Одного из них он попробовал сделать героем новой саги, но не вытянул. Как ни кротко вел он себя в 1944 году во Франции, травля («служил у немцев») все-таки его изменила. Он уехал в Америку и не приехал в Англию, даже когда королева посвятила его в рыцари за полтора месяца до безболезненной смерти.

Такой идиллией мы все-таки не кончим. Тот же Честертон пишет об «отвратительном оптимизме за чужой счет». В падшем, реальном мире всегда есть положения, когда беззаботность кощунственна. Лучше вообще не читать и не знать Вудхауза, чем навязывать его тем, кому действительно плохо. Я, например, не могла читать его в начале 30-х годов или в начале 80-х. Зато в другие годы, начиная с 1946-го, он спасал не меня одну. Мало того, он делал людей лучше.

Конечно, Вудхаузом может восхититься и человек с выжженной душой. Но не думаю, что он его всерьез полюбит. Зато для тех, кто хоть как-то еще может «умилиться», книги его — истинный подарок.

A Propos De…

Пэлем Грэнвил Вудхауз родился 15 октября 1881 года. Учился он в одной из лучших старинных школ — Далиджской — и так полюбил этот лондонский пригород, что много раз описывал его под названием «Вэли-филдз». Школу он тоже любил и позже, служа в конторе, написал первые рассказы именно из школьной жизни. Вскоре он стал профессиональным писателем и либреттистом. Свой стиль, главные герои и большая популярность пришли к нему в середине 1910-х годов. Жил он тогда в Америке, а к 20-м годам вернулся и стал одним из самых читаемых писателей.

В середине 30-х Хилэр Беллок назвал его «лучшим из нашего цеха». К этому времени он часто жил во Франции, в приморском селении. Там и застали его немцы. Их с женой увезли в Германию и через некоторое время поселили в бывшей психиатрической больнице. По просьбе других «гражданских лиц» и, увы, по предложению властей он стал читать по радио свои рассказы, а иногда просто разговаривать, подбадривая людей.

Этого ему не простили. Сразу после освобождения этих мест Вудхауз поехал в Париж, где его ждали долгие разбирательства. Оправданный, он уехал в Америку, поселился в деревеньке Ремзембург под Нью-Йорком и умер там в 1975 году, не кончив последнего романа о лорде Эмсворте.

Именно романы об Эмсворте составили двухтомник, который издает издательство «Остожье». Рассказы о нем печатали газета «Сегодня», «Общая газета» и журнал «Семья и школа» (N 12/94). Издан и роман, где Эмсворт играет второстепенную роль, «Поручите это Псмиту» в переводе И. Гуровой. Из главной саги, о Дживсе и Вустере, вышли «Кодекс Вустеров», «Шалости аристократов» и рассказы в переводе А. Ливерганта в «Иностранной литературе» (N 7/92). Есть и перепечатки старых переводов. Хотя в 20-е годы Вудхауза издавали (10 книг), переводы абсолютно устарели, да и тогда были неполными. Сейчас готовится большая серия изданий — больше трети романов и рассказов.