Недалеко от Лондона, в селеньице Грейт Миссенден, живет Тони Ринг, редактор журнала «Вустер соус». В саду у него растет невысокий кустик, розы на котором примерно того же цвета, что сливы. Их вывели недавно голландцы, назвали в честь Вудхауза «Плам» (что и значит «слива») и преподнесли королеве-матери, почетной покровительнице Вудхаузовских обществ.
Вудхауза называли Пламом по созвучию с его именем «Пэлем», которое, кстати, русские романтики и даже Пушкин читали как «Пелам», видя в нем истинный образ английского рыцарства. Журнал, издаваемый Тони Рингом, печатает генеалогические таблицы, доказывающие свойство столетней Елизаветы с ее любимым писателем. Действительно, линии их пересекаются дважды1. Прибавим, что род Вудхауза связан и с Ферморами, которые вошли в историю России. Читая все это, поневоле вспомнишь слова Честертона о том, что англичане не пресмыкаются перед знатью, а умиляются ей, играют в нее. Жизнь лордов и баронетов для них — вроде сказки.
Собственно, Вудхауз и создавал едва ли не лучшую сказу об английской знати. Берти Вустер, чья фамилия обыграна в названии журнала — не дурак и бездельник, как могло бы показаться, а безупречнейший рыцарь. Герой другой саги, граф Эмсвортский — старый ребенок, благоговейно почитающий свою свинью Императрицу. Живет он в старинном замке, окруженном поистине райским парком, и, до появления прекрасной свиньи, больше всего любил цветы. Берти и многие его друзья живут в Лондоне, который тоже по-детски прекрасен. Вроде бы, так оно и есть, но ведь этот самый город видел молодой Элиот, писавший «Бесплодную землю». О писателях и поэтах, вообще видевших только мерзость или ужасы, я и не говорю.
Мы часто думаем, что теперь еще больше, чем всегда, людей, живущих одним отчаянием; однако Вудхауза любит столько народу, что поневоле оспоришь эту невеселую мысль. Англичане мгновенно расцветают при звуке его имени. Совсем недавно, в Оксфорде, один серьезный ученый вообще-то — богослов, напомнил собеседникам, что Хилер Беллок в 30-х годах назвал Вудхауза «Лучшим из нас, мастером нашего цеха», а собеседники (в том числе я) предположили, что он таким и остался.
Здесь сделаем маленькое отступление.
Летом 1936 года — того года, когда умер Георг V — в одной из привилегированных английских школ произошел странный случай. В комнату, где учили уроки высокородные мальчики, вбежал учитель словесности и сказал: «Умер Честертон. Теперь наш лучший писатель — Вудхауз».
Тогда были живы и писали Шоу, Уэллс, Моэм; еще не состарился Пристли. Кто повысоколобее, предпочитал им Хаксли, Элиота или Вирджинию Вульф. Кто поскромнее, радовался книгам Агаты Кристи или Дороти Сэйерс, еще не открывшей читателям, что она — христианский проповедник. Литература в Англии, как всегда, была на очень высоком уровне. Но просвещенный Т. Х. Уайт, автор хороших книг о литературе, сказал именно так, и его ученик, будущий сэр Иэн Монкриф, это запомнил.
Ровно через 60 лет, в июне 1996, голландцы прислали английской королеве-матери розу, о которой мы говорили. Судя по всему, этот смешной и скромный писатель устареть не может, как не может состариться герой сказки. Все-таки мы, люди, лучше, чем кажется, и больше похожи на детей. Вудхауз как-то писал:
Вам нравится моя мура?
Ура! Ура! Ура! Ура!
Действительно, «ура». Моды меняются, цинизм и жестокость открывают в тысячный раз, а множеству англичан и американцев хочется читать книги простодушного писателя, который, по свидетельству Джорджа Оруэлла, не умел ненавидеть.
Многим покажется, что и Честертона, и Вудхауза как-то стыдно любить. Ну, что это, большие дети, живут в идиллическом мире! Вроде бы их и не любят — вспоминая в прошлом году о литературе уходящего века, самые известные критики и писатели нашей страны снова и снова называли среди лучших Пруста, Джойса, Борхеса, а об этих не вспомнил никто. Но, буквально в то же время, Честертона и Вудхауза только и успеваешь готовить для самых разных издательств.
Людей потянуло к «таким» книгам не потому что эти книги врут, а потому, что они говорят нам очень важную правду. Неужели мы совсем не знаем той свободы и того уюта, которые описаны в тех главах «Билла», где Флик с собачкой нашли приют в Баттерси? Неужели мы никогда не видели таких комнат, улиц, кафе или садов? Даже в отвратительные десятилетия советской жизни это не всегда удавалось отравить и не удалось отнять.
Вудхауз испытал беду, сопоставимую с нашей. Мало того, что он попал в немецкий лагерь для гражданских лиц — когда он оттуда вышел, его травили англичане, не разобравшись в том, как и почему он несколько раз говорил по немецкому радио. Защищали его немногие — Ивлин Во, Дороти Сэйерс, Джордж Оруэлл. Страдал он так, что в Англию не вернулся, и всю остальную жизнь, до девяносто трех лет, жил на Лонг-Айленде. К самому концу несколько упорных людей, особенно — министр Иэн Спраут, позже написавший об этом замечательную книгу, добились не только полного оправдания, но и того, что за полтора месяца до смерти Вудхауз стал «сэром», то есть был посвящен в рыцари, как первый из его известных нам предков в XI веке.
Поистине, зло — рассыпается, добро — воскресает.
Вудхауз был очень хорошим человеком. Друзья свидетельствовали, что он не умел ненавидеть людей. В отличие от Честертона, он не боролся с идеями, хотя сумел бесподобно изобразить и фашиста (в саге о Дживсе и Вустере) и социалистов (в рассказе «Арчибальд и массы»). Но вообще оба эти писателя не по писательски чисты, добры и смиренны. Часто считают, что тогда и писать не надо, ты обречен на неудачу; однако, как они и думали, мир все-таки не настолько плох. Точнее было бы сказать, что дело не в мире, а в Боге, но неофитский новояз почти перекрыл такую возможность.
Сейчас, на границе тысячелетий, в конце очень страшного века, снова понадобились книги, в которых сад — это рай, город — место нелепых, веселых приключений, смешны и трогательны — очень многие, а осудить (и то не лишив смеха и жалости) можно только важных и властных. От вульгарности книги эти защищены добротой и чистотой, от назидательности — смехом. О духовном их здоровье неловко и говорить, все из-за того же новояза, но мы ведь очень больны, и очень нуждаемся в исцелении. Слава Богу, среди нас, кажется, много собак и кошек, выискивающих нужную траву.
Теперь о романе, который вы прочитали. Считается, что именно он открывает «золотую эру» Вудхауза, продолжавшуюся тридцать лет. Писать он начал в самом начале XX века, но явно выделился из английских юмористов только к середине 10-х годов. Примерно десять лет, до «Билла», он был уже очень знаменитым, и к этим годам относятся такие шедевры, как «Что-нибудь этакое», «Джим с Пикадилли», «Стремительный Сэм» или «Дева в беде». Не знаю, чем они хуже «Билла», но «золотую эру» обычно начинают с него. После 1955 года. Вудхауз написал «Рад служить», «Дядю Динамита», «Пеликана в Бландинге», «Девицу в голубом» — книги совершенно дивные. Рада сказать, что все они изданы по-русски в «Остожье» и в некоторых других издательствах Видимо, золотое тридцатилетие отличается тем, что слабых романов там почти нет (до или после их немало).
Лорд Тилбери появляется в «Стремительном Сэме», и участвует потом, кроме «Билла», в романах «Задохнуться можно», «Рад служить». «Замороженные деньги» (все есть по-русски). Прототип его — лорд Нордклиф, один из самых крупных газетных магнатов, создатель «желтой прессы». Интересно, что титул свой он берет от названия улицы, а в роду Вудхаузов действительно были Тилбери. Знал об этом сэр Пэлем или не знал, выяснить нелегко.
Герои книги — Билл, Флик, оба дяди — больше у Вудхауза не встречаются. Обычно любимые персонажи переходят у него из книги в книгу, но здесь почему-то он их бросил, хотя несомненно любил. Флик, кстати сказать, напоминала ему любимую падчерицу.
Баттерси — район на южном берегу Темзы — сейчас стал намного хуже, там появились очень высокие дома. Но парк никуда не денешь, а скромность и уют, которые приманили туда в самом начале века только что женившегося Честертона, найти все еще можно. Наверное, читатель захочет узнать, был ли женат Вудхауз. Да, был, и очень счастливо. Как и у Честертона, у него не было детей, но он считал дочерью упомянутую падчерицу. Позже она вышла замуж за человека по фамилии Казалет. Члены этого рода как-то связаны с Россией. Жена Вудхауза, Этель, жила еще дольше, чем он, и ему посчастливилось умереть в Валентинов день, сразу после ее ухода из больницы. Он сел в кресло, набил трубку — и врач, заглянув в палату, понял, что он мертв.
- Конечно, через мужа, Георга V. Элизабет Боул-Лайонз в лучшем случае — дочь шотландского герцога. [↩]