Нередко считают, что Вудхауз написал автобиографию. Это не совсем так. Есть толстая книга, на обложке которой (точнее, на суперобложке) — фотография еще не старого П. Г. В., под деревом, с множеством собачек. То, что внутри, значительно хуже. Там — три подобия автобиографии. Первое («Введите девушек!») написано вместе с Гаем Болтоном и рассказывает о том, как они вместе творили мюзиклы. Судя по тексту, Вудхауз положился на соавтора или писал левой ногой. Скорее — первое; он был очень ответственным стилистом, а кроме того, по свойствам характера, любил выдвигать на первый план других. Вторая часть на этом и основана. Это — переписка с одноклассником, которому он всю жизнь внушал, что тот — талантлив.
Наконец, третья часть — действительно рассказ о себе, но все же особый. Речь идет только о старости.
Одни хвалят детство и старость, другие — ругают. Вудхауз имел право их ругать. Детство он провел точно так же, как Киплинг и многие англичане той поры: родители переправили его из колонии в Англию. Тут бы и стать озлобленным; но он не стал. И у чужих людей, и в школе он выбирал, а потом — вспоминал то, что подпитывает доброту. Сейчас о нем написано много, и только один автор заподозрил, что Вудхауз постоянно притворялся. Все остальные вспоминают его непоколебимые кротость и благожелательность.
Старость началась с совсем ужасного удара: оказавшись в немецком лагере, Вудхауз (уже вышедший оттуда по возрасту) согласился выступить по радио. Он думал, что подбодрит и утешит тех, у кого родные в плену. Вышло иначе. В Англии его стали травить, и он туда больше не приехал. Как видно из записок, больше четверти века он прожил в Америке. Не совсем прилично ссылаться на свои опусы, но трудно описать и объяснить все эти происшествия, и я решаюсь отослать читателя к статье, напечатанной вместе с текстом перевода («Иэн Спрайт и дело Вудхауза»). Ее можно найти по меньшей мере в трех разных изданиях (многотомник «Остожье», публикации ЭКСМО и еще где-то).
Если спросят, почему мы печатаем здесь эти заметки, я отвечу: потому, что очень хорошо пообщаться с ангельски кротким человеком. Не «бодрым» или «бойким» — он был тих и застенчив, а нежно кротким, незлобивым. Подумайте, что ему удалось — ничуть не идеализируя людей, он ни к кому не испытывал злобы.
Кончу притчей, взятой из жизни: летом 2000 года я отвезла редактору вудхаузовского журнала статейку «Wodehouse in Russia», а потом он довез меня до оксфордского автопарка. Приехав в Оксфорд, где находится честертоновский архив, я почти сразу увиделась в столовой с директором Честертоновского института и еще двумя учеными, один из которых оказался известным богословом. При слове «Вудхауз» они невероятно обрадовались и признали его лучшим английским писателем уходящего века.
Получив через некоторое время номер журнала, я обнаружила там и статью богослова. Среди прочего он поведал такую историю: кто-то попросил священника молиться о Вудхаузе, и священник сказал: «Хорошо, но зачем беспокоиться о душе человека, который подарил людям столько чистейшей радости?»