Место упокоения

Спорят, спорят о Булгакове — почему Мастер получил не свет, а покой, а почему-то не помнят, что мы для всех просим именно покоя. Вот хотя бы из молитвы об усопших: «… да вселится в место упокоения», «сподоби достигнуть тихого пристанища твоего и упокой там…». Что говорить, ушедших мы называем «покойными».

Почему речь идет о свете, словно он лучше покоя — его Мастер «не заслужил»? Покой при этом иногда описывается так, словно все это — здесь, в падшем мире: любящие заскучают, музыка надоест и т. п. Конечно, мы очень мало знаем о «тайнах вечности и гроба», но стихи и книги — пока читают тут, и иносказание — для нас, пока еще не ушедших. За «покоем», вроде бы, ничего плохого не видно, а за светом — как когда. 


Иносказания «свет» и «огонь» входят в ipsissima verba, так что с ними не поспоришь1. Однако в искажении свет ближе к wrong fire, о котором пишет Мертон, а огонь — fire и есть. Конечно, огонь любви Божьей и есть «адское пламя», смотря на что он попадет. Иносказания «света» тоже легко превратить в «сверкание» и «блеск» как splendor, тоже двойственный. Словом, они — совершенно как ангелы.

А покой? Хочется сравнить с кем-то кротким, вроде моей нянички или одного литовского священника. Но и ангелы кротки. Незачем плести эту вязь; я собиралась только удивиться булгаковскому случаю.

Пока я удивлялась, я вспомнила сонет Дороти Сэйерс где любовь (свет, огонь) прорезает покой, образуя крест. Но она сама ждала и не дождалась любви-покоя, как у Иоакима и Анны. Для сведения — сонет (речь идет о возвращении в Оксфорд):

Мы дома, мы ушли от суеты,
Мы отдыхаем от мирских забот,
Здесь речь неторопливая течет,
И дремлют безмятежные цветы2,
Дыша покоем. Здесь узнаешь ты,
Как умирает мира хоровод
И для души усталой настает
Пора всеутишающей мечты.

Так воззови, любовь, чтоб мы могли
Расторгнуть узы сладостного сна,
Порабощающего слабый дух
Слепому притяжению земли.
Упрашивай упорствуй, умоли,
Сломи сопротивляющийся слух.

  1. Многие берут, чаще из Флоренского, полуапокрифические слова «Кто близ Меня, тот близ огня». Все-таки Флоренский — это Флоренский, а полуапокриф — полуапокриф. Помню, как мы в полном единогласии говорили об этом с Аверинцевым. []
  2. Хочется сказать «коты», которых она любила настолько, что памятник ее – с кошкой, глядящей на нее снизу вверх. []