Кончается век, что-то происходит с литературой. Не знаю, как у кого, но у меня нет то ли душевных сил, то ли времени, то ли терпения, чтобы читать многоумных кумиров, которых сейчас называют лучшими писателями столетия. Называют — а читают ли? Вот Григорий Чхартишвили говорит в интервью о Честертоне, вот Борис Парамонов рассуждает о «тихих» писателях, и вспоминаешь, что сам Честертон писал о Диккенсе. Люди, видимо, устали от взрослой и важной словесности, а словесность как бы детская, все эти игры ради игр, все равно оказывается важной. Значит, как и предвидел Честертон, людей намного больше, чем снобов; поэты же явно мечтают о том, о чем Тимур Кибиров прямо и пишет:
Только детские книжки читать!
Нет, буквально — не «Аду» с «Улиссом»
а, к примеру: «Волшебную зиму в Мумми-доле»…
А если б еще и писать!..
Компьютер тем временем доставляет новые и новые свидетельства о славе сэра Пэлема. Королева-матушка, старая Елизавета, трогательная и толстая любимица англичан, получила новый сорт маленьких роз, названых в честь Вудхауза, а заодно стала почетным председателем его общества. Узнав, что мы издаем его, люди пишут из Техаса, не говоря о других местах Америки и Англии. Летом будет паломничество по «Вудхаузовским местам», причем празднуют благоговейные британцы эту самую четверть века с его смерти, но летом, чтобы всем было удобнее. Неужели и впрямь можно увидеть райские сады Шропшира и улицы Лондона, где ходили Берти, Ронни, Монти, у которых хватало мудрости, чтобы узнать рай и там? Школу в Далидже я видела, но в ней никого не было — я ездила в Англию поздним летом, потому что столетие Льюиса тоже праздновали так, чтобы всем было удобно.