Казалось бы, все учли — и самоутверждение, и безжалостность, и предвзятость, и ошибки памяти. Садись и пиши, людям интересны мемуары. Однако само это слово — многозначное; спасибо, если для тебя оно связано с «Мемуарами Муми-папы». То ли дело — анналы, хроника, летопись. Может, они и скучнее, но воздух не замутнен нашим, простите, «эго». Часто ли это бывает у нынешних людей? Я была довольно тихой, точнее — запуганной девицей, хотя и старалась казаться то ли взрослой, то ли нелепо-развязной. Но я и молилась, верила в Бога, главной была скрытая от всех камера. И что же? Кого ни вспомню, он туда-сюда конкретен, а вокруг, между мною и им, какие-то вихри, пусть и не враждебные. С одной стороны, я почти всех боялась, с другой — закрывали видимость даже не пары, а темные воды, сквозь которые красоту рассмотришь, а правду — нет.
Отец Саймон Тагуэлл пишет, что один пустынник предложил послушнику посмотреть в чашу воды. Естественно, тот ничего толком не увидел, вода колебалась. Пришлось дожидаться, а в определенном смысле — и добиваться покоя. Это дело долгое, но не в том суть. Хуже всего, что самый начинающий неофит его у себя находит. А уж если до исихастов дочитался, все, дело плохо.
Конечно трудность — все та же: не «перемена ума», а замена идеологии. Не всякий неофит этим грешен. Честертон получил покой даром, «за свою доброту и простоту»1. Вот уж, казалось бы, «прыток и прыгуч»2 — но нет, все блаженства при нем, так что зря мы приписываем их то пришибленным, то неприятно-отрешенным субъектам. Это часто бывает с людьми Петра — и с ним самим, и со святым Патриком (прочитайте, очень советую), и с теми, хотя бы, о ком пишет Джон Сауард в своей замечательной книге «Путь агнца». Хорошо бы ее издать.
Чтобы кончить раздел не призывом к аскезе, а сценкой, уютной, как свадьба в Кане, расскажу об этой книге. С Сауардом я познакомилась в июне 2000 года, приехав в Оксфорд от Тони Ринга, которому отвозила для журнала «Вустер соус» статью о Вудхаузе в России. То ли я отравилась рыбой, завтракая среди роз «сэр Пэлем», то ли везла желудочный грипп из Москвы, где им болел мой внук Петя. В Оксфорде все ели, а я пила воду, что не помешало нам признать Вудхауза лучшим писателем уходящего столетия. Как сказал бы Пеги, naturellement оказалось, что в том же самом «Соусе» будет и статья Сауарда. Об его книге про агнца я уже читала в «Chesterton Review» и очень ее ждала. Дня через три, когда заботами доминиканки и негра из Сьерра-Леоне, тоже носившего имя Джон, я начала работать, директор честертоновского института — молодой и совершенно честертоновский Стрэтфорд Колдекотт — спросил у Сауарда, нет ли у того книги. Ее не было, и Колдекотт подарил свою.
Летопись ли это? Скорее — нет, слишком чувствительно. И все-таки надеюсь, что вода в чаше к восьмому десятку немного улеглась.