Важнее важного в нынешней культурной ситуации – дело переводчика, дело связующего звена
«Почтовыми лошадями просвещения» называл переводчиков Пушкин. А может, они никакие не лошади, а… мосты? Что заставляет человека становиться мостом между культурами, языками, религиями, странами? Как это иногда бывает, в вопросе уже содержится ответ: всякий человек в той или иной степени — мост между разными людьми, но тот, кто чувствует себя особо и особенно «мостообразно», тот и становится переводчиком. Или переводчицей.
Дочь классика
Дочка классика советского кино Леонида Трауберга Наталья, чей сборник мемуарных очерков, заметок и статей выпустило питерское издательство Ивана Лимбаха, стала блистательной переводчицей, ибо с детства чувствовала свое срединное, связующее положение. Подчеркнем: чувствовала, что куда важнее, чем понимала. По всей видимости, она и до сих пор не понимает, что самое главное в ней — то, что можно назвать мостом, соединительным звеном между… православием и католицизмом, Англией и Россией, Литвой и Россией и, наконец, что и вовсе удивительно, между советским прошлым и постсоветским настоящим.
Самое важное в современной культуре то самое и есть — мост. Нас много, мы разные и мы стали совсем, совсем близко друг к другу. Не любят не тех разных, кто далеко: что нам до них? Не любят тех, кто отличается от нас, когда они близко. По таковой-то причине важнее важного в нынешней культурной ситуации дело переводчика — дело связующего звена. У Кафки есть удивительная притча про некое существо, которое очень волнуется, ожидая испытания. Готовится к этому испытанию, молит судьбу, чтобы испытание было послано.
Когда же испытание случается, не выдерживает его тяжести, валится вниз — и читателю становится понятно, что это был монолог хлипкого моста над пропастью. Мост дождался, чтобы на него наступили, и провалился. Если мосты между разными нами будут хлипки, то все мы разом и провалимся. Вообще-то, советская культура, из которой родом Наталья Леонидовна Трауберг, и была такой попыткой моста, о чем громогласно объявил лучший и талантливейший поэт советской эпохи, Маяковский: «Это чтобы в мире без Россий, без Латвий жить единым человечьим общежитьем». Попытка эта провалилась, как тот мост в притче Франца Кафки.
Ужаснувшийся враг
Наталья Трауберг по праву возмутится, если узнает, что досужий рецензент в числе ее связующих, «мостовых» функций назвал соединение советского и постсоветского мира, ибо она — ужаснувшийся враг советской цивилизации.
Дети — это возмездие. Леонид Трауберг вместе со своим другом Григорием Козинцевым создал шедевры советского кино, которыми по праву может гордиться любая кинематография мира, — от немых фильмов «Шинель», «СВД» до звуковых «Одна» или знаменитой трилогии о Максиме.
Дочка Трауберга, переводившая детективы и христианские трактаты Честертона, Клайва Льюиса, энциклики папы Иоанна Павла II, если и ненавидит что-то, несмотря на свое подчеркнутое незлобивое христианство, так это советский строй. Можно написать, что она ненавидит все это, хотя и происходит из среды советской культурной элиты, а можно написать, что она ненавидит все это благодаря тому, что она из среды советской культурной элиты. И то и другое будет правдой.
Пройденный путь
«Пути пройденного никто у нас не отберет!» — писал Николай Асеев. И это так. Человек порой не замечает, сколько в него вкачано — того, от чего он оттолкнулся, что он отринул, чей прах с яростью отряхнул. Наталья Трауберг — порождение противоречивой, фантастической цивилизации, соединившей невозможное. Ее мать и бабушка — верующие, православные украинки. Ее отец — неверующий космополитичный еврей.
Ее муж — литовский католик. Ее другом и духовным наставником был отец Александр Мень, убитый в 1990 году. Она испытала и сытую жизнь советской культурной элиты, и преследования, обрушившиеся на семью «безродного космополита» в конце 40−х. Ее выгоняли с работы, перекрывали дорогу для научной карьеры. Тем убедительнее делалась ее переводческая карьера. Она переводила и для денег, и для выполнения четко сознаваемой ею миссии.
Одни ее переводы выходили в советских издательствах, другие — расходились в самиздате. Из Москвы она уезжала жить в Литву. Потом вернулась. После перестройки немало поездила по Европе и Азии, но осталась прежней незлобивой христианкой; удивительным, вочеловеченным мостом между разными культурами, верами, образами жизни.
Она любит обзывать себя обскуранткой, мракобеской, но если вчитаться в то, что она пишет, о чем рассуждает, едва ли не проповедует, станет ясно: проповедует она те принципы, которыми клялась и которым изменяла советская власть, — свобода, справедливость, уважение к каждому человеку. Плюс (и это самый важный плюс, им советская власть не клялась) вера в Бога. В того Бога, чей апостол ясно обозначил: в Его мире нет ни эллина, ни иудея.