Вы никогда не задумывались, почему христианство так часто кажется нудной, надуманной и ненужной религией? Любого нормального человека коробит от сухого морализаторства «христианствующих», от надменности носителей «истинной духовности», от борьбы за мораль и нравственность, которая зачастую оказывается всего лишь агрессивным пиаром. Однако из этого не следует, что все, кто так или иначе проповедуют христианские ценности, ханжи и лицемеры.
Среди христианских мыслителей, не скованных рамками догмы и внутриконфессиональными ограничениями, выделяются некоторые западные писатели, в частности, такие известные, как [Джон] Рональд Руэл Толкин, Клайв Стейплз Льюис и Гилберт Честертон. Что у них общего, помимо христианского мировоззрения и национальности (они англичане)? Многие тексты Льюиса и Честертона появились на русском языке благодаря труду переводчицы Натальи Леонидовны Трауберг. Совсем недавно из печати вышла книга С. Колдекота «Тайное пламя. Духовные взгляды Толкиена» под редакцией Натальи Леонидовны, а «Издательство Ивана Лимбаха» опубликовало ее книгу «Сама жизнь». О последней мы и хотим поговорить сегодня.
Трауберг — не просто переводчица, она постоянно пишет тексты (назвать их статьями не поворачивается язык), основные темы которых — религия и литература. Книга «Сама жизнь» больше всего похожа на мемуары, однако сама Наталья Леонидовна таковой ее не считает: «…мемуаров я побаиваюсь <…> Мне хотелось не столько поделиться воспоминаниями, сколько утешить и даже обрадовать читателей, напомнив о бытовых, будничных чудесах, показывающих, что мы — не одни, и не в бессмысленном мире». Разумеется, самой Трауберг вряд ли бы понравилось, если бы кто-то назвал ее «христианским мыслителем» — она невероятно тонкий и умный человек и терпеть не может громких слов — однако то, что она постоянно размышляет и пишет о христианстве — факт. Только христианство она восприняла не через «официальных представителей», а от набожных бабушки и нянечки и от великих западных писателей. Большая часть жизни Натальи Леонидовны прошла при советской власти (которую она на дух не переносит), книги Честертона, Льюиса и им подобных были для нее не просто увлечением, а настоящим глотком свежего воздуха в затхлой атмосфере советской несвободы. Может быть, кому-то это покажется странным, но книги Льюиса и Толкина, считающиеся «сказками», рассчитаны на столь же серьезное чтение, что и традиционная христианская литература. В небольших по объему, но необыкновенно емких текстах Трауберг рассказывает притчи из своей переводческой жизни — реальность и литература связаны для нее воедино. Литература — что-то вроде окна из земного мира в мир горний, и духовный опыт писателей, придерживающихся христианского мировоззрения, не менее ценен, нежели опыт отцов церкви (по крайней мере, такое впечатление складывается при чтении книги). «Сама жизнь» — так Наталья Леонидовна называет моменты чудесного, отмечаемые ею в реальности. Именно чудесное, божественное и есть подлинная реальность, именно чудесное является материей настоящей литературы.
Чтение «Самой жизни» — словно разговор с мудрым пожилым (но не старым!) человеком, открывающим для нас удивительный мир, живущий по христианским законам, но без слащавости и битья себя в грудь, без фальшивых причитаний, что, мол, православная вера истинная, а католики все испортили, и вообще всем надо срочно бежать в церковь. В церковь, разумеется, идти надо, в этом автор книги не сомневается ни секунды. Но главное все-таки — не поставить вовремя свечку, не продержаться несколько часов, натощак отбивая поклоны, но ни на минуту в нашей обыденной и часто не очень веселой жизни не терять верных ориентиров.
Собственно, не о «самой жизни», а о самой жизни выдающейся переводчицы из книги многого не узнаешь: вроде она рассказывает о себе, о своих знакомых и близких, но в силу какой-то невероятной внутренней сдержанности и умеренности о многом умалчивает, и в результате получаются притчи об особых людях, живущих среди нас, но, увы, малозаметных и ничего не решающих в жизни современного общества. Конкретные люди со своими бедами, проблемами, достоинствами и недостатками отступают на второй план, уступая место вечным проблемам и проклятым вопросам, главный из которых — как жить хорошему человеку в поганое время? Как сохранить веру и чувство собственного достоинства? Ответ один: жить, надеяться, а главное — ни на минуту не прекращать внутренней работы. Христианство — не ритуал, а самодисциплина, требующая огромного усердия и прилежания. Трауберг говорит, что Честертон за всю свою жизнь всего два раза по-настоящему разозлился и выместил гнев на ближних, из-за чего потом долгое время мучился — такое не каждому под силу.
«Спаситель часто напоминал нам — и прямо, и в тех же притчах — с какой ужасной легкостью истины веры покрываются защитной пленкой, если не гипсом», — пишет Трауберг. Собственно, это — едва ли не главная тема ее прекрасной книги. Именно поэтому так важна для нее литература, позволяющая представлять религиозные истины незапятнанными, в ненавязчивой повествовательной манере. Именно поэтому делом ее жизни стал перевод, донесение до нас духовного опыта, который в неумелых руках в лучшем случае испарился бы, а в худшем — превратился бы в нечто нудное и банальное, как чаще всего и случается.